Иногда бывает, начинаешь править старый текст, и вдруг – оп-па! – получается новый рассказ. Так случилось и с историей о фламинго на протезе из книги «Брат-юннат».
Фламинго
Какие птицы были самые красивые в Ташкентском зоопарке? Наверное, фламинго! Конечно, и мандаринки хороши, и каролинки – просто игрушки! А лебеди и венценосные журавли? Но фламинго – это фламинго! В них красиво всё, даже название похоже на испанский танец, и клюв у них, как кастаньеты! А шея, как фагот, и голос, кстати, похож. Будто фламинго фаготы проглотили. Некоторым их голос не нравится. Грубый, говорят! Некоторые даже находят, что фламинго хрюкают, как свиньи. А я не нахожу. И фагот мне нравится. Фламинго запросто могли бы своими голосами заменить фагот в «Болеро». Да и сами они, как цветы. Не зря древние египтяне считали фламинго символом гармонии!
Правда, у нас в зоопарке фламинго были не так красивы. Ташкент город южный, а чем южнее, тем больше пыли. Наши фламинго от пыли были не розовыми, а бурыми. И бассейн в клетке протекал. Я его латал, замазывал трещины, но их было столько, что местами бассейн походил на солончак. И вода там держалась лишь несколько часов. Бассейн быстро мелел, и на другой день снова проступало потрескавшееся, словно древняя фреска дно. Наш бассейн был похож на Аральское море и представлял в масштабах отдела не меньшее бедствие, чем знаменитый исчезающий водоём в масштабах страны. Протекающий бассейн вредил не только внешнему виду фламинго, но и здоровью. Их нежные перепонки на ногах пересыхали и воспалялись. Мы покрывали их вонючей, но целебной мазью Вишневского, снова чинили бассейн и снова наливали воду, отчётливо ощущая, что носим воду в решете.
Директор сочувствовал, но помочь ничем не мог. Девяностые были в самом разгаре.
– Страна разваливается! – горевал он. – А вы хотите, чтобы бассейн был целым!
– Но страну-то мы не отремонтируем! – спорили мы. – А бассейн – можно попробовать. Только цементу дайте!
Директор лишь рукой махал.
– Смотрите на складе. Что найдёте – ваше!
Но на складе уже ничего не было, кроме недавно привезённой из магазина списанной красной рыбы во вздувшихся шарами огромных банках. Мы взяли пару банок. Не для фламинго, конечно. Они у нас сушёным рачком питались – гаммарусом.
И одного фламинго мы-таки прохлопали. Заметили его только, когда он стал отставать от стаи, всем скопом перемещавшейся из одного угла вольера в другой.
К тому моменту стопа у фламинго превратилась в кожаный шар, из которого сочилось неприятная жидкость.
– Что будем делать? – спросил мой шеф, при котором я работал юннатом. Мы с ним как раз ели горбушу со склада. – Нести в ветеринарку бесполезно. Завернут.
Я кивнул. Ветеринары нас не любили, потому что лечение птиц кардинально отличается от лечения зверей. Это, я бы сказал, отдельная наука. И специалиста в этой области у нас не было.
– На всю Ташкентскую область ни одного врача! – переживал Сергей. – Ну что же. Сейчас все берут самостоятельности столько, сколько смогут. Так в новостях сказали. Мы тоже будем самостоятельными!
С этими словами он взял нож, которым резал рыбу и показал мне. Я подавился. Сергею пришлось меня похлопать по спине, чтобы горбуша пошла правильным путём.
Но не знаю, был ли правильным путь, которым пошёл Сергей в лечении фламинго. Впрочем, у шефа было профильное образование – он третий год учился на втором курсе сельскохозяйственной академии.
Ампутация! Вот что предстояло фламинго и нам. Сергей – человек тонкой организации, романтик, почитатель Даррелла. Резать живого фламинго в обычном состоянии он не мог. Поэтому резал в нетрезвом. Потому что при этом как бы находился не здесь, не в отделе с ножом в руке, и перед ним на столе не лежал фламинго, нервно дёргающий ногой со ступнёй-шаром, словно погремушкой.
– Держишь?
– Держу!
Я отвернулся, но злополучную ногу держал крепко. Кажется, фламинго переживал меньше нас. Нога к тому моменту начала сохнуть, словно мертвая ветка дерева, и он, возможно, уже не так чувствовал боль. Хотя продолжал издавать своим фаготом не то сердитые, не то жалобные звуки.
– Ну, как всё прошло? – спросил меня Сергей на другой день.
Он почти ничего не помнил.
– Всё отлично! – успокаивал его я. – Вы прирождённый хирург!
Сергей хмыкнул в ответ.
– А ты отличный протезист!
Я действительно сделал протез для фламинго из пластмассовой крышки для банки (стопа), деревянной палки (голень) и маминого резинового бигуди (крепёжное устройство).
– Пойдём, попробуем, надеть. Может, правда, получится?
С нами пошёл весь отдел. Не хватало лишь прессы. Впрочем, у меня был с собой фотоаппарат, чтобы зафиксировать исторический момент.
Сергей вынес «прооперированного» фламинго из зимника, мы надели ему на культю протез, закрепили и отошли к сетке.
– Если он встанет… – сказал кто-то за моим плечом.
Я обернулся и увидел рыжее пятно директорской бороды среди узбекских голубых халатов-чапанов и радужных платьев из хан-атласа.
Фламинго встал и прихрамывая отправился к топчущейся у бассейна стае. За ним тянулась цепочка круглых следов от пластмассовой крышки.
– С ума сойти! – сказал директор за моим плечом. – Тема для статьи! Сергей, может, тебе в ветеринары пойти? А Стас у тебя ассистентом будет.
– Ну уж нет! – сказал Сергей, смахнув со лба капли пота – он очень переживал, да и жарко было: лето, август.
– Почему? – удивился директор. – Там ставка в полтора раза больше твоей!
– Сопьюсь! – коротко ответил Сергей.
Фламинго на протезе стал достопримечательностью зоопарка. Раньше люди отправлялись первым делом к слону или льву, а после того, как нашего фламинго показали в новостях – к фламинго. Даже шёл разговор о том, чтобы поместить его на эмблему зоопарка. Но так и не поместили – не до того было. Мир менялся, сыпался, утекал, как вода в старом бассейне. Зато наш фламинго стоял на ногах твёрдо!
Станислав Востоков 